"Для джазового музыканта важна память о прошлом".

Он родился в Новом Орлеане и уже в 7 лет начал работать. Его хозяева, еврейские эмигранты, узнав, что Луи с мальчишками поёт за подаяние, подарили ему духовой инструмент – корнет. В благодарность за это Армстронг всю жизнь носил звезду Давида.

Подростком Луи выстрелил из украденного пистолета в маминого ухажёра, промахнулся, но попал в колонию, где у него появился ежедневный хлеб. А значит, и время репетировать. 

На волю он вышел готовым музыкантом, катался с оркестром по Миссисипи и в 18 женился на буйной Дейзи Паркер. После пяти лет непрерывных скандалов, с корнетом в футляре и одним бутербродом в кармане Луи Армстронг отправился в Чикаго.  

"У меня прекрасная жизнь, но чувствую я себя, как любой другой негр".

Он пришёлся ко двору. Негритянские районы Чикаго штурмовали белые фанаты, мечтая услышать орлеанский джаз, музыку бедных, от которой богатые сходили с ума.

Всесильная чикагская мафия предоставила чернокожим сцены самых элитных клубов. В городе, полном неожиданностей, должны были звучать только импровизации. И никаких повторов!  

Когда-то он мечтал стать тенором и ради этого перенёс операцию на связках, которая оказалось неудачной. Мир не мог лишиться визитной карточки вокального джаза.

"То, что мы играем, и есть жизнь".

Армстронг мало что понимал в жизни и не осознавал собственный талант, когда женился на пианистке Лил Хардин. Это она хлопотала насчёт контрактов, её стараниями они поселились в 11-комнатном доме, она убедила его переехать в Нью-Йорк и собрать собственный оркестр.

Вместе с оглушительной славой на него обрушились требования Лил, от которой он сбегал в Гарлем. Ночевал, у кого придётся, ел простую еду и общался по-простому, без терминов. Как называется его музыка? Да просто душевная – вот и весь джаз. 

Годы спустя, на концерте памяти бывшего мужа Лил умерла за роялем от остановки сердца. А когда они разводились, забрала у Луи все деньги. Только с Люси Уилсон он дождался своего счастья, которое растянулось на 30 лет. 

Ради звука невероятной чистоты он нещадно травмировал губы, на которых образовывались жуткие наросты. Это невозможно представить, но он срезал их бритвой и снова играл. Свои выступления он не прервал даже после инфаркта. Ему не нужны были ни деньги, ни слава. "Кроме того, что я дул в свою дудку, я больше ничего не сделал", - отмахивался великий джазовый музыкант, слушая которого замирал весь мир.