Искусствоведы считают, что в советском кино всё закрутилось после фильма "Летят журавли". Не умаляя таланта оператора Сергея Урусевского, надо признать, что закрутилось всё гораздо раньше. Подтверждение тому – кадры из фильма "Соль Сванетии", снятого в 1930 году режиссёром Тбилисской киностудии Михаилом Калатозовым. Революционные убеждения заставили вчерашнего дворянина пройти путь от шофёра и монтажёра до актёра, режиссёра и, наконец, директора студии. Но когда его упрекнули в формализме, Калатозов, непонятый в Грузии, улетел в Ленинград.,

Тягу к экспериментам и природную дипломатичность заметили сразу. В начале 40-х в СССР было немало крупных режиссёров, и всё же представлять страну в Голливуде Сталин поручил Калатозову. Он закупал голливудские фильмы, продвигал советские, налаживал контакты. И спустя годы звёзды американского кино вспоминали щедрые застолья дружелюбного грузина.

Калатозов вернулся в Москву, тоскуя по работе. После должности замминистра кинематографии он вновь оказался на съёмочной площадке. И уважение к нему испытывали не как к чиновнику, а как к профессионалу.

Когда один гений встречается с другим, получается шедевр. Именно так назвали фильм Калатозова и Урусевского "Летят журавли", которому зал Каннского фестиваля аплодировал стоя.

"Снимаем шляпы и склоняем головы перед фильмом, это настоящее искусство", – писали за рубежом. "Ну и навертели!" – отозвались коллеги на родине, понимая, что снимать по-старому уже не смогут.

Стремительный монтаж и ритм – таким был следующий фильм мастера. "Неотправленное письмо" – трагическая история столкновения человека с природой, снятая с максимальной достоверностью.

Иннокентий Смоктуновский, актёр театра и кино, народный артист СССР:

– Режиссёр Михаил Константинович: "Так! Хорошо! Лежи, лежи, замечательно!" – "Михаил Константинович! Он побледнел!" – "Ну и что? Ну и что, он хороший артист, он должен побледнеть, всё правильно!" – "Остановите, он потерял сознание!" Я действительно потерял сознание.

Интеллигентность и заботливость мастера отмечали все, кто с ним работал. Эдуард Марцевич, снимаясь в "Красной палатке", несколько раз проваливался под лёд. Первым, кто протягивал артисту руку, опережая спасателей, был Михаил Калатозов.

Советско-итальянский фильм получил широкий прокат и... недовольство критиков. Так же, как и советско-кубинский "Я – Куба". У нас его ругали за формализм, на Западе – за коммунизм.

Это была революция, но в кино. Чтобы добиться эффектных ракурсов, был придуман уникальный способ съёмки: над крышами между домами построили укрепления, по ним перемещалась камера, снимая сверху.

"Он такой же великий, как Эйзенштейн!" – сказали потрясённые Френсис Форд Коппола и Мартин Скорсезе и добились реставрации фильма. После смерти Калатозова у него нашли стопку рецензий. Михаил Константинович собирал не хвалебные, а разгромные статьи. Таков был характер гениального Мастера.