"Дочь небогатого нефтепромышленника", – писала она в анкете, когда пришли красные, и её отец, таганрогский купец Гирш Фельдман, на собственном пароходе увёз семью за границу. Она осталась в России, чтобы стать – как она подписывалась – "небезызвестной вам Фаиной Раневской". 

"Я счастливая, мне везло на прекрасных людей. Светлых, чистых, добрых, человечных".

Единственная сцена, которую могли предоставить начинающей актрисе, была в дачном театре подмосковной Малаховки. Заведомо провальная роль без текста принесла грандиозный успех. Зрители смотрели на одну только рыдающую Раневскую. 

Играя в провинции, Раневская познакомилась с актрисой Павлой Вульф, ставшей для неё строгим учителем и даже мамой. Приехав к ней в Москву, она обрела новую семью. Своей у неё так и не сложилось.

Влюблялась Фаина Раневская насмерть, жертвенно и самозабвенно. Однажды, кавалер, которого она ждала в гости, пришёл не один, а с дамой и попросил хозяйку погулять часа два. 

Её обманывали, много раз предавали, единственным верным спутником в её жизни был юмор. Он ей не изменял никогда.

"Я не умею выражать сильных чувств, хотя могу сильно выражаться".

Чарли Чаплин называл её величайшей актрисой. Ею восхищались Рузвельт, Сталин, а Брежнев, вручая орден, сказал: "Муля, не нервируй меня!". "Леонид Ильич, так ко мне обращаются только хулиганы", – укорила она генсека.  

Эта роль принесла ей огромную популярность, но именно за это актриса её так ненавидела. "У каждого из нас – свои "мули", – успокаивала обычно Анна Ахматова, ставшая ей близкой подругой. 

"Я не люблю зазнайства, не люблю актёрской самоуверенности, самовлюблённости, а главное, равнодушия".

Добрая и участливая, Фаина Георгиевна никогда не была милой и удобной. "Вон со сцены!" – крикнул ей режиссёр Завадский. "Вон из искусства!" – немедленно отозвалась Раневская. 

Камерный театр, театр Красной Армии, театр имени Маяковского, имени Моссовета, театр имени Пушкина и снова имени Моссовета – с режиссёрами она спорила всегда и везде.

"Когда ты будешь собой довольна и придёшь от себя в экстаз – значит, тебе уже конец".

Не было никого, кто смог бы убедить Раневскую, что она бесконечно талантлива, потрясающе обаятельна и, наконец, просто любима. Её одиночество разделила маленькая собачка по имени Мальчик, которую она брала с собой в театр. Когда за кулисами раздавался лай, Раневская говорила, что Мальчик не переносит славы... Она имела в виду Ростислава Плятта.

Спектакль "Дальше – тишина…" принёс триумф под занавес жизни. Люси Купер – не только образ матери, от которой отказывались дети. Это была она сама, отвергнутая режиссёрами. 

"У меня ничего не сыграно фактически, всё осталось при мне, что я хотела бы ещё сказать…"